Вампиры замка Карди - Страница 26

Со времени свадьбы у Гогенцоллернов, Гели побывала на нескольких празднествах. И к каждому Хельмут заказывал ей новое платье у портнихи! Хотя Гели предпочла бы надеть какое-нибудь из тех, которые Лизе-Лотта хранила в большом сундуке.

Голубое платье осталось у Гели. Она время от времени надевала его. Она очень сильно выросла за эти полтора года, но, к счастью (или к несчастью?) оставалась по-прежнему такой же худой и плоской. Поэтому платье налезало. Хоть и стало коротковато. Правда, черные бархатные туфли она не могла бы надеть при всем желании. Потому что ноги тоже выросли!

А Магда всякий раз, видя Гели в этом голубом платье, злилась так, что зеленела. И становилось видно, что у нее все-таки есть веснушки... А то все говорят: "Какая красавица! Огненные волосы, персиковая кожа - и ни единой веснушки!" Как же - ни единой! Посмотрели бы они на нее, когда она злится.

Голубое платье оставалось самым любимым, хотя у Гели теперь была целая куча нарядных платьев. Правда, одеть их было некуда. В последние два года праздновать совсем перестали... Эти бомбежки... И поражение под Сталинградом... Но можно надевать нарядные платья просто для того, чтобы выйти к ужину! Наверное, в этом замке они будут торжественно ужинать в большом зале, за старинным длинным дубовым столом! Надо взять все свои платья... А то куда их еще надеть?

Глава IV. Кошмары Лизе-Лотты Гисслер.

Услышав от деда о предстоящей поездке в Румынию, Лизе-Лотта испугалась настолько, что до самой ночи не могла унять сердцебиение и дрожь в коленках. Только забравшись под одеяло и затушив ночник она смогла перевести дух. В темноте она почему-то чувствовала себя в безопасности. Наверное, потому что все самое страшное в ее жизни случалось при свете дня. Лежа с закрытыми глазами, прислушиваясь к спокойному дыханию Михеля в смежной комнате, Лизе-Лотта понемногу начала успокаиваться. В конце концов, вряд ли что-нибудь по-настоящему ужасное произойдет в Румынии, если они с Михелем будут вместе и рядом будет дед - дед хоть и не любит их, но все-таки не допустит... Наверное, не допустит... Однако настоящее успокоение не приходило и сон тоже не шел.

Вообще-то в последние годы весть о любой перемене в жизни повергала Лизе-Лотту в ужас. Она уже привыкла к тому, что все перемены бывают только к худшему. И, хотя с 1941 года ничего по-настоящему кошмарного с ней не случалось, она не переставала бояться ни на секунду - даже во сне Лизе-Лотта была настороже, ожидая какой-то неведомой опасности - а уж известие о том, что нужно что-то менять в их налаженной жизни, собирать вещи и ехать куда-то, вовсе оглушила ее и почти лишила рассудка. До самой ночи Лизе-Лотта не могла успокоиться и сосредоточиться на том, что же им с Михелем нужно взять с собой, а без чего они вполне смогут обойтись... Дедушка всегда ругал ее за то, что она брала с собой слишком много вещей. Даже когда они уезжали из дома совсем ненадолго. Но Лизе-Лотта слишком хорошо знала, как переменчива жизнь, что "ненадолго" очень легко может превратиться в "навсегда", а лето так быстро сменяется осенью, а осенью не выживешь без теплой одежды... Во всяком случае, маленький Михель и она с ее больными легкими точно погибнут. Хотя, скорее всего, если случится то, чего она боится на самом деле, им не придется особенно долго мерзнуть. ТАМ селекция проводится сразу же по прибытию поезда, и их с Михелем, скорее всего, забракуют и отправят налево. Налево - старики, дети и больные. Направо - те, кто еще может работать. Лучше - налево. По крайней мере, без мучений. Потому что она больше не выдержит... А Михелю без нее лучше не жить. Он и так один остался на белом свете. Никого родных... И даже она... Даже она... Хоть он и не знает... Впрочем, никто не знает. И знали-то - только трое: Эстер, Аарон и Лизе-Лотта. Двое из троих уже мертвы.

Сегодня дед, как всегда, уговаривал Лизе-Лотту оставить Михеля дома.

И Лизе-Лотта, как всегда, проявила твердость: Михель поедет с ней.

Дед объяснял, что они едут в важную научную экспедицию, где будут ставиться очень серьезные и опасные эксперименты... Что ему понадобятся услуги Лизе-Лотты в качестве лаборантки и его личной горничной, что времени на Михеля у нее не будет, что охранять объект будет особый отряд СС страшные люди, настоящие головорезы, расценивающие убийство как развлечение, снятие неравного напряжения... Михелю опасно находиться рядом с ними - без присмотра. А присматривать за ним Лизе-Лотте будет некогда. К тому же сам по себе объект опасен... Чем опасен - дед отказывался объяснять. Опасен - и все тут.

Но Лизе-Лотта устояла. Стараясь говорить спокойно, но так и не сумев скрыть предательскую дрожь в голосе, Лизе-Лотта заявила, что, пока она жива, она с Михелем не расстанется.

Дед рассердился, конечно. Он всегда на нее сердился. Но поделать он ничего не мог. А применить силу он никогда и не пытался. Наверное, он понимал, что Михель - единственное, что привязывает Лизе-Лотту к жизни. К тому же дед все-таки считал Михеля своим родным праправнуком. Хоть и подпорченным еврейской нечистой кровью, но все-таки - родным. Интересно, если бы он узнал правду, он отправил бы Михеля в лагерь? Или все-таки пожалел их с Лизе-Лоттой? И свойственны ли доктору Фридриху Гисслеру хоть какие-нибудь человеческие чувства?

Лизе-Лотта все детство боялась своего дедушку. Она рано осталась сиротой - родители погибли в автомобильной аварии. И, хотя она их почти не помнила, ей отчего-то всегда страшно было вспоминать о дне их смерти. Она вообще была робкой, боязливой, очень тихой девочкой. Друзей у нее долгое время не было, потому что деду и в голову не приходило, что девочке нужно общаться со сверстниками. Ласки она не знала - часто сменявшиеся в доме няньки подходили к своим обязанностям слишком сухо. Лизе-Лотта все детство мечтала о собачке, но собачку ей, конечно же, не завели. Так что единственной радостью для нее стали книги. Их в доме было много, причем дед не препятствовал ей в чтении и даже сам снимал с высоких полок заинтересовавшие ее тома. Запах книг - особый, сладковатый пыльный запах стал для Лизе-Лотты самым приятным и "счастливым" запахом. Даже сейчас, раскрывая старую книгу, она на миг ощущала себя счастливой.